– Про ликвидацию универсальной оффи-культуры, – пояснила Флер, – Прикинь: оффи через интеллигенцию внедряют универсальное нравственное воспитание в полицию, армию, школу, в законы, в масс-медиа, литературу и кино, в сексуальные и семейные отношения, и даже в обиходный язык. Это как инфекция. её надо уничтожить, иначе будут рецидивы. Задача: обойтись минимально-необходимым уровнем люстраций.
– Уничтожить интеллигенцию и нравственное воспитание? – удивился Эсао.
– Ага, – Флер кивнула, – Иначе, чуть ты зазеваешься, они всадят тебе гарпун в спину.
– Но общество без интеллигенции и нравственности это дикость! – возразил он.
Флер вздохнула, вытащила из кармана у Оскэ сигарету и закурила.
– Рассказываю по школьному. Любая микро-группа – семья, компактное племя или коллектив – имеет свой этос, сумму нравов и обычаев, которые отличают эту микро-группу от других. Если несколько этосов оказались похожими в главных чертах, то микро-группы образуют более крупное сообщество. У сообщества будет мета-этос, объединяющий только те нравы и обычаи, которые есть у всех этих микро-групп. В фольк-истории это часто остается, как миф о культурном герое. У китайцев – Фу Си, создатель И Цзин, Книги Перемен. У янки – Томас Джефферсон, который написал Декларацию Независимости. У канаков – Мауна-Оро, он увидел на панцире морской черепахи Paruu-i-Hoe, Закон Весла, или Kvad-Vik, как говорит моя мама.
– Kvad-Vik? – переспросил Алибаба, – Это на каком языке?
– На старо-норвежском, – ответила Флер, – Мама родилась в Скандинавии.
– А! Точно! Дядя Микки мне говорил!
Она улыбнулась, кивнула, выпустила изо рта колечко дыма и продолжила.
– … Мета-этос всегда намного меньше, чем любой из частных этосов, потому что он наследует только их общие элементы. В этологии человека, или, сокращенно – этике, такой вариант называют гуманным, человеческим. А бывает ещё так: какая-то микро-группа подчиняет себе все окружающие племена, становится кланом оффи и силой навязывает свой этос, к которому добавлено правило, что все люди должны служить клану оффи. Этот вариант называют сервильным, рабским. Клан оффи объявляет это общественной нравственностью, или моральной ценностью универсальной духовной культуры. Интеллигенция вдалбливает это людям, чтобы они оставались рабами. О!
Гаучо похлопал в ладоши и протянул Флер чашу, где ещё оставалось пиво.
– Промочи горло, гло! Это было круто! Я тебя слушал и вспомнил нашего тичера по экоистории в школе! Но у тебя получилось лаконичнее, а краткость – сестра музы.
– Сестра таланта, так в оригинале, – поправил Гаучо.
– А талант в оригинале это тридцать семь с третью фунтов золота, – сообщил Омлет.
– Сорок четыре тысячи наших алюминиевых фунтов, – сразу прикинула в уме Юкон.
– Но нельзя же уничтожать, ничего не создавая взамен! – воскликнула Стэли.
– Если речь идет об инфекционной болезни, то можно и нужно, – отрезала Флер.
– Ну, ты сказала! – возмутилась тиморка, – А как воспитывать без нравственности?
– Этос, – напомнила меганезийка, выпустив очередное колечко дыма, – или мета-этос.
– Мало ли какие бывают обычаи, – возразил ей Эсао, – Могут быть и неправильные. А нравственность, если она коммунистическая, а не буржуазная, это точно правильно.
– Стоп! – вмешался Оскэ, – Коммунистическая нравственность – это политика общей собственности на ресурсы, средства производства и результаты труда. Ну, и как ты применишь это к отношениям с домашними и с соседями? К дружбе, сексу, детям?
– Простой вопрос, – добавила Флер, – сколько у человека может быть параллельных постоянных сексуальных партнеров, и могут ли быть партнеры по случаю, на час?
Эсао глубоко задумался, а затем неуверенно ответил:
– Понимаешь, Флер, я и Стэли, мы отчасти католики. Мы не догматики, нет, но…
– …В католицизме лучше, когда один мужчина и одна женщина, – договорила за него Стэли, – Иногда можно на стороне, но это у нас считается не очень правильным.
– Таков ваш местный католический этос, – констатировала Флер, – а я спрашиваю про коммунистическую нравственность. Что там на эту тему, а?
– Ну… – Стэли задумалась, – …По-моему, там тоже один мужчина и одна женщина.
– Где это у классиков? – быстро спросил Оскэ.
– В «Утопии» Томаса Мора! – мгновенно ответил Эсао.
– Ага, – Оскэ кивнул, – Томас Мор тоже был католиком. Он выступил против короля Генриха VIII, когда тот порвал с католицизмом. За это Мору отрубили голову. Упс!
– Ну, и что! Разве католиком быть плохо? Мы здесь воевали за коммунизм…
– А я не сказал, что плохо, – перебил его Оскэ, – Я сказал: это позиция католического этоса. Кстати, в «Утопии» Мора, женщину, достигшую половой зрелости, отдают в собственность какому-нибудь мужчине. Женщина – единственный вид имущества, на который Томас Мор сохранил частную собственность в своей Утопии, но…
– Каждый может ошибиться! – эмоционально перебил Эсао.
Оскэ утвердительно покивал головой и продолжил.
– … Но, в классике коммунизма есть и противоположное мнение: «Город Солнца». Томмазо Кампанелла. Он ушел из католицизма в какой-то тайный орден, поэтому в Городе Солнца вообще нет семей, а секс организован так. В процессе обязательных коллективных занятий физкультурой, местные эксперты по селекции наблюдают за особями и выбирают пары для вязки. Дальше – как у собачек. Раз – два и готово. А бесплодные особи женского пола поступают в общее пользование мужских особей.
– Это же свинство! – воскликнула Стэли.
– Мне данный этос тоже не симпатичен, – ответил Оскэ, – Но, коммунистическим принципам это никак не противоречит, в отличие от той частной собственности на женщин, которая описана в Утопии Мора.