– Ты считаешь, что милитаризм прогрессивен? – спросила Стэли.
– При оффи-режиме, да, – подтвердила Флер, – только технократический милитаризм двигает прогресс. Ключевое слово – технократический. Потому, что бывает другой, консервативный милитаризм. Это когда ничего не развивают, а кричат про великую нацию и до бесконечности воюют с таким же консервативным соседним говном. А технократический милитаризм склонен к блицкригу и реальным завоеваниям.
– Как Гитлер? – спросил Эсао.
– Нет, – Флер покачала головой, – Гитлер пытался обмануть природу: быть сразу и технократом, и традиционалистом. Пять лет войны, и природа его прихлопнула.
Оскэ повертел в пальцах сигарету, которую успел закурить за время её монолога.
– Холодная война по этой теории не годится, – заметил он, – блицкрига нет.
– Это я, конечно, упростила, – согласилась Флер, – На самом деле, есть целая куча тонкостей. Например, почему блицкриг в штабных играх Первой Холодной Войны адекватно заменял настоящую войну в качестве двигателя прогресса.
– И почему же? – спросил Оскэ.
– Ну, я не помню всех этих тонкостей, но суть в том, что стороны все время были в движении. Они выбирали момент для первого атомного удара. По тогдашней схеме, задача была в том, чтобы исключить «возмездие мертвой руки». Так врезать, чтобы противник не смог, умирая, раздолбать твои города остатками своих атомных ракет. Система работала, пока не выродилась в голый ритуал. А когда она выродилась, то началось мирное сосуществование. Из всех дыр поползли консервативные оффи с общечеловеческими ценностями. Моралисты и церковные ортодоксы. Борцы против новых технологий за биоэтику и против атомной энергии за исламскую нефть.
– По-твоему, война лучше, чем мир? – уточнила Стэли.
Флер опять покачала головой.
– Война лучше, чем мир любой ценой. Мир любой ценой, это война, в которой твой противник вооружен, а ты безоружен. И тебя имеет любой, у кого хватит наглости.
– Верно, – поддержал её Эсао, – сначала надо построить коммунизм на всей планете.
– Зачем обязательно коммунизм? – спросил Алибаба, – Просто общество без оффи. И почему обязательно на всей? Достаточно сделать это в своей стране.
– Ага, достаточно, – фыркнула Юкон, – Щас тебе.
– Эсао правильно говорит, – припечатал Дв, – Надо помочь соседям. Вот, канаки нам помогли, и всем стало лучше. Так?
– Вы такие же канаки, только западные, – заметила Юкон.
– А мы? – спросила Стэли.
– Ну… – Юкон задумалась, – …Наверное, вы тоже канаки. Австронезийцы.
– А трансэквваториальные африканцы? – продолжала спрашивать тиморка.
Юкон сосредоточенно почесала свое колено.
– Ну… Они просто хорошие ребята.
– А ты знаешь страну, где плохие ребята? – поинтересовался Оскэ.
– Знаю, – ответила она, – Это те страны, где исламская, христианская, или ещё какая-нибудь моральная ортодоксия. Там люди порченые. Не все конечно, но почти все.
– Таких стран не больше трети на Земле, – заметила Флер, – И что получается?
– Фигня получается, – вмешался Гаучо, – Вы сейчас придете к доктрине Хопкинса.
– Нет, не придем, – возразила Флер, – потому что ключевое слово: «помощь». Вот, к примеру, Австралия. Или Аотеароа. Они хорошо живут, хотя у них рулят оффи. Я не знаю, как это там получается, и это не мое дело, верно? Люди устроились так, что им комфортно, и они не создают проблем соседям. И пусть никто ни к кому не лезет.
Эсао удивленно выпучил глаза.
– Ты что, Флер? Ведь Австралия – страна северо-атлантического альянса. А Новая Зеландия, тоже, считай, что в этом альянсе. И они всегда лезли. И во Вьетнам, и в Афганистан, и куда угодно. Если в Вашингтоне решат…
– …То в Канберре и в Веллингтоне не услышат, – перебил Омлет, – Прикинь: они не самоубийцы, чтобы попадать под нашу Atomic Autodefenca. Поэтому, мир, дружба и взаимопонимание, без вариантов. Да и американцам нет смысла воевать с нами…
Тиморец сделал паузу, что-то припоминая, и ответил.
– Дружба и взаимопонимание, которые держатся на ваших термоядерных ракетах и принципе «Autodefenca te foa»? Немедленное и неограниченное применения самых разрушительных видов оружия по ключевым социально-экономическим объектам на территории противника, угрожающего Конфедерации и её гражданам? Кажется так?
– Мало похоже на дружбу, – добавила Стэли.
– Может, и не похоже, – проворчала Юкон, – …но двадцать лет отлично работает.
– Я знаете, что скажу, – не очень уверенно начал Эсао… – только без обид, ладно?
– Какие могут быть обиды? – удивился Алибаба, – мы же, типа, дискутируем.
– Хорошо… – продолжил тиморец, – Вот Франция. Я специально читал, потому что я поеду туда на католический фестиваль. На очень странный фестиваль…
Он замолчал, и Юкон поощрительно похлопала его по плечу.
– Продолжай, парень. Мне тоже жутко интересно, что это за фестиваль. Он, и правда, какой-то странный. Если ты что-то знаешь – поделись с товарищами, ага?
– Вот, делюсь. 12 лет назад Меганезия воевала с Францией за атолл Клиппертон…
– Это не новость, – заметил Алибаба, – правда, война была так, чисто для понта. Они покатались на своем флоте, мы взорвали водородную L-бомбу. Никто не пострадал.
– …Да, – согласился Эсао, – Никто не пострадал. Но Меганезия забрала у Франции сначала все её бывшие колонии в Тихом океане, а теперь… Теперь мы едем в Париж, будто бы, на фестиваль, а на самом деле… Я не знаю, как это правильно назвать.
Флер вытащила у Оскэ из кармана сигарету, и сообщила:
– Правильно это называется: гражданское прикрытие агентурной инфильтрации. Это обычное дело, и не думай, что это подготовка к завоеванию Франции. А то вижу, эта версия у тебя на лбу написана, вот такими буквами…