Драйв Астарты - Страница 127

127

– Почему коммунистическая мораль это оксюморон? – спросил Эсао.

– Оскэ уже сказал, – напомнила Флер, – при коммунизме, по условию задачи, нет эксплуататорского класса. Значит, нет интересанта, которому нужна мораль.

– Коммунистическая мораль нужна всему народу, – возразил он.

– И что в ней такого нужного? – иронично поинтересовалась меганезийка.

– Она воспитывает человека, чтобы исключить эгоистические желания и сделать его главным желанием творческий труд на благо общества. Ефремов специально пишет: творческий труд, потому что если это тупой труд, то получится муравьиный ложный социализм с людьми-насекомыми. Примерно такой, как вы сделали в этой игре.

– ещё один оксюморон, – сказала она, – неэгоистический творческий труд.

Стэли щелкнула ногтем по корпусу ноутбука.

– А твои домики, Флер? Скажешь, это из эгоизма? Просто, чтобы нажить денег?

– Деньги нам с Ежиком пригодятся, – ответила Флер, – но деньги это не эгоизм. Это социальная функция. Как доказано психологией, в творчестве она вторична. А вот настоящий, первобытный эгоизм в творчестве первичен. Это тоже научный факт.

– С ног на голову, – буркнула тиморка, – Эгоизм это как раз когда ради денег.

– Нет! – воскликнула Флер, – Joder! Работа за деньги это обслуживание общества, обслуживание других людей, которые в ответ обслужат тебя! А творчество это первобытный эгоизм! Я нарисовала эти домики из треугольников, мне самой они понравилось, и я сама от себя прусь! Я кручусь перед зеркалом и балдею, какая я классная! И мой мужчина смотрит на меня, как на аватару Пеле, которая танцует на Hauoli-Roaroa на Раиатеа в праздник Tiki-te-Tane!… Ну, Ежик смотрел не совсем так, потому, что он ещё не врубился…

Оскэ выпучил глаза, растянул губы в широченной улыбке, и растопырил пальцы.

– Вот! Я уже смотрю на тебя с восхищением!

– Iri!… – Флер вскочила на ноги, сплела руки над головой и провернулась на носке по кругу в движении танца Hula-Ori – … Я самая красивая! Я самая сексуальная! Вот! И сейчас мой мужчина прикурит мне сигарету, и он даже не будет ворчать, что я опять курю… Ага… Мерси, Ежик!… Так вот: эгоизм – первичен. А про чье-то там благо я начинаю думать потом, когда прикидываю, как бы срубить денег с этого креатива.

– А при коммунизме, – заметил Эсао, – тебе бы не пришлось думать про деньги.

– Это не важно, – Флер махнула рукой, – Коммунизм это просто такой инструмент распределения, наподобие шведского стола. Чем тратить свои силы и время, чтобы сосчитать, кто чего и сколько сожрал, экономически выгоднее взять денег за вход.

– Но при коммунизме не берут денег за вход, – возразил он.

– Берут от каждого по способностям, а это то же самое, – отрезала она.

– Почему ты все переводишь на деньги? – возмутился тиморец.

Флер улыбнулась, протянула руку и похлопала его по колену.

– Прикинь, бро: деньги, по определению, всеобщий социальный эквивалент ресурса. Я имею в виду материально-коррелированные деньги, а не псевдо-деньги, из кредитно-финансовой экономики стран 1-го мира. Так вот, когда имеешь дело с обществом, надо пересчитывать все материальные и информационные блага на деньги. А иначе, как ты будешь составлять бюджет и подбивать баланс?

– А у Ефремова в ЭВК, Эру великого кольца, обходятся без денег! – сказала Стэли.

– Ага, щас, – фыркнула Флер, – Я читала «Туманность Андромеды». Там все четко. В качестве денег – эрги. В смысле, единицы энергии. По ним все и считается.

– Но это же там не главное!

– Ну да, – Флер кивнула, – Можно также считать в джоулях, или в электрон-вольтах.

Стэли, от избытка чувств, ударила кулаком по полу.

– Я не о том! Как ты не заметила, если читала!? Главное, это люди, справедливость и чистота в отношениях, доверие друг к другу, и стремление вверх к… К…

– К звездам? – договорил Оскэ, – В смысле, в космос?

– Нет… В смысле, не только… Стремление вообще вверх.

– Вообще? Типа, мифологически? Из серединного мира в верхний мир?

– Нет! При чем тут мифы? Вверх – это… Неужели непонятно?

– Извини, гло, – Оскэ развел руками, – Пока непонятно. Сварю-ка я ещё какао…

– А мне не только это непонятно, – сообщила Флер, – Мне непонятно: как у Ефремова появилась система двадцатилетнего педагогического прессинга? На фиг она нужна?

– В книге же все объяснено, – заметил Эсао, – Надо сформировать человека.

– Какого человека? В чьих интересах? – мгновенно отреагировала Флер, – Знаешь, бро, какая фраза врезалась мне в мозги, когда я читала «Туманность…»? Я запомнила её дословно: «Учитель – в его руках будущее ученика». И это там сказано об учениках, которым уже по 17 лет! Это мои ровесники, понимаешь? В таком возрасте обычный современный человек может организовать собственную семью и ферму, работать на технологичном производстве, заниматься бизнесом, управлять кораблем и флаером, целенаправленно обращаться с боевым оружием! А его судьба – в чьих-то руках?!

– Это же будущее, – напомнил тиморец, – Там техника сложнее…

Флер резко провела в воздухе ладонью, будто перечеркивая что-то.

– Не говори мне про технику! Современный человек постоянно имеет дело с новой техникой, и ему постоянно приходится учиться. Учиться, бро! А не воспитываться!

– Попробуй, отдели одно от другого, – возразила ей Стэли.

– Легко! Учиться – это о том, что ты сможешь делать, выучившись, если захочешь, а воспитываться – это о том, что ты должен будешь делать, воспитавшись! Ты должен, хочешь ты того, или нет! И учитель-воспитатель-педагог говорит это: «Ты должен» взрослым ребятам, способным держать оружие! И они обязаны ответить «Yes, sir!», потому что, как написано: их судьба в руках учителя.

127