Драйв Астарты - Страница 212

212

Ранним вечером, как обычно после основной смены, примерно полсотни здешних контрактников из почти двух сотен собрались на восточном пляже островка, чтобы понырять, поймать и приготовить что-нибудь вкусное, перекусить, поболтать за чаем, поиграть в мяч, поплясать, короче, с толком побездельничать в хорошей компании. Большинство персонала составляли разнорабочие-конголезцы, бежавшие с родины в конце апреля под влиянием слухов о зверствах армии зулу, вторгшейся в северо-восточное Конго. Каким образом они добрались до Туамоту (практически, на противоположную точку Земного шара) без гроша в кармане, без представления о географии и без знания языка – не вполне понятно. Скорее всего, сыграла роль африканская воля к жизни во что бы то ни стало. Так или иначе, эти молодые люди угодили в меганезийский фильтрационный лагерь, были признаны «допустимыми хабитантами», и получили временную работу на Фангатауфа (где, вследствие сжатия графика «Каравеллы», возник дефицит рабочих рук)… Деревенские конголезцы из глубинки на современном постиндустриальном объекте – этим сможет управлять не каждый менеджер. Тут пригодился африканский опыт инженера Оскэ Этено и особые знания его vahine Флер Хок-Карпини. Оскэ, Флер и двое французов – Гастон Дюги и Доминика Лескамп – входили в немногочисленную высококвалифицированную часть контрактного персонала. А примерно через час им предстояло принять пополнение из двоих тиморцев: Эсао и Стэли Дарэ, операторов мобильно-погрузочных машин…

Гастон выразил определенные сомнения в достаточности 100-дневных курсов соц-тиморской школы рабочей молодежи для выполнения подобной работы на таком ответственном объекте и сейчас выслушивал возражения инженера Этено.

– Ты, Гастон, у себя дома привык к работникам, которых не столько учили, сколько обтесывали под еврокультурный стандарт. На это и тратились два – три года. А на обучение профессии, как таковой – те же сто дней, если не меньше.

– Ты, Оскэ, опять ругаешь Европу, – проворчал француз. – Это не ответ по существу.

– ОК. Отвечаю по существу. У тебя есть претензии к работе моих негров?

– Знаете, – вмешалась Доминика. – Я не хотела трогать эту тему, но больше не могу! Давайте называть рабочих как-нибудь иначе. Выражение «мои негры» это как-то…

– ОК. Пусть будет: «наши негры», – перебил он. – Есть ли претензии к их работе?

Доминика всплеснула руками.

– Оскэ! Ты понимаешь, что это выражение унижает и рабочих, и тебя, и всех нас.

– Это чем же оно унижает? – Удивился меганезиец.

– Так называли африканцев плантаторы-рабовладельцы, – пояснила она.

– Ну, ваще! – искренне удивился он. – Прикинь, Доми, у нас в стране последнего рабовладельца-плантатора поставили к стенке ещё до моего рождения!

– Это в базисной Меганезии, – заметила Флер. – А на Западных Территориях их расстреливали по мере расширения Конфедерации.

– Да, – согласился Оскэ. – Но я, по-любому, видел рабовладельцев только в кино.

– Все равно это унизительно, – сказала француженка.

Оскэ вздохнул, покрутил головой, и сложив ладони рупором, крикнул:

– Нгуту! Иди сюда, ОК?

– ОК, босс, – отозвался рослый молодой банту, одетый в своеобразную набедренную повязку из трех пластиковых карманов на ярком шнурке и, сделав несколько шагов оказался около них. – …Чего надо, босс? Или просто так?

– Типа, спросить, – ответил Оскэ. – Доми думает, что нельзя говорить: «мои негры», Спрашиваю: как ты думаешь, Нгуту?

– У! – произнес чернокожий парень, опускаясь на корточки. – Я думать так: миз Доми боится, что приходить злой колдун, как в Европа. Там если ты говорить «моё», то злой колдун говорить igbekela и все это отбирать. Он называться: адвокат. Но тут нет такой колдун. Можно говорить «моё», никто не отбирать.

– Адвокат? – Недоуменно переспросила Доминика.

Нгуту звонко хлопнул себя по бедрам от удивления, и выпучил глаза.

– Миз Доми жить Европа и не знать адвокат? У! Это такой человек, ходить в галстук, говорить с полисмен и отбирать все, что твое. Дом отбирать. Машина тоже отбирать. Совсем все, да! И ты стать нищий. Но тут нет адвокат. Я сказать правда, босс Оскэ?

– Верно, Нгуту, – Оскэ кивнул. – В Меганезии нет адвокатов. Мы их выгнали, когда сделали Алюминиевую революцию.

– Правильно, да! – Обрадовался Нгуту, и повернулся к Флер. – Можно просить один маленький дело? Очень надо помогать.

– Что случилось? – спросила меганезийка.

– Я немного побить моя женщина. Она обижаться.

Флер вздохнула и побарабанила пальцами по колену.

– Опять? О, Мауи и Пеле, держащие мир! Ты же взрослый, умный парень!

– Я приходить с работа, хотеть кушать, а нет, – объяснил он.

– Слушай сюда! – объявила Флер, – Если твоя женщина не приготовила тебе обед, то возможны три варианта. Или она тоже работала и не успела. Или она устала, легла отдохнуть и, опять-таки не успела. Или ты с ней не внимателен, и она не захотела. В любом варианте, ты сам виноват. Ты согласен?

– У-у… – Растерянно ответил он.

– …В таком случае, – продолжала она, – попытка силового решения проблемы была ошибкой с твоей стороны. Тебе надо подарить ей подарок, чтобы она поняла, что ты понял. Но, чтобы она вообще стала с тобой разговаривать после такого ошибочного действия, придется применить магию. Встань и повернись пузом к солнцу…

Молодой банту выпрямился и развернулся лицом к западу, где солнечный диск уже приближался к линии прибоя на дальнем краю пляжа. Флер порылась в валяющейся рядом с ней на песке рабочей сумке, нашла там ядовито-зеленый люминесцентный маркер, подошла к парню и, подумав немного, начала рисовать на его коже.

212