– Экипаж «Малышки» приветствует мистера и миссис Геродот! – Объявил метис.
– Типа, прикалываешься? – Проворчал креол.
– Нет, Сиггэ, – ответил тот, усаживаясь рядом. – Просто историей нельзя заниматься с таким серьезным видом.
– И нельзя так неподвижно сидеть! – Воскликнула океанояпонка и начала энергично тормошить застывшую татутату. – Йи! Что ты изображаешь Тутанхамона!?
– Екико, я не знаю, кто такой Тутанхамон, – ответила Йи, неохотно выходя из полной неподвижности. – Сейчас я думаю про камни и про большой ветер Пулугу.
– Тутанхамон, – объявила японка, – это такой египетский фараон. Он правил три с половиной тысячи лет назад, а теперь его мумия в музее в Каире, на Ниле чуть выше дельты. Вообще-то свинство, да, Ринго? Человек лежал себе в пирамиде, никого не трогал. Приперлись какие-то швонцы, вытащили, засунули в витрину, как в лавке.
– Да, это нетактично, – согласился метис. – Только он лежал не в пирамиде, а типа, в капонире. В тот период фараонов складировали уже не в пирамидах в Гизе, а в таких капонирах в Луксоре. Это тоже на Ниле, но выше по течению, в сторону Асуана.
Йи чуть заметно кивнула головой.
– Сиггэ воевал на этом Ниле. А я воевала южнее, на Великой Замбези.
– Я воевал тоже гораздо южнее Каира, – уточнил Марвин, – на Виктория-Ниле.
– Все равно, это одна река, – ответила Йи.
– А что за тема с камнями и ветром? – Спросил Ринго, глядя на экран ноутбука.
– Давно-давно, – сказала она, – Белая Собака, которая на небе, была ещё молодая и заигралась со Змеем-Радугой, который тоже был очень молодой. От этого сделался большой ветер Пулугу и поднимал камни. Камни улетали, и так от земли, где жили Люди, говорящие с Белой Собакой, осталось только несколько камней, которые не улетели, потому что корнями вросли в дно океана. Это Никобарские и Андаманские острова. Они маленькие, и людям места не хватало, и кто-то остался, а кто-то ушел в Папуа, а кто-то вернулся на родину первых предков, на Мадагаскар и в Африку.
– Может, Пулугу, это был цунами или землетрясение? – Предположила Екико.
– Нет, – Йи покрутила головой. – Пулугу – это был очень сильный ветер.
Ринго растопырил пальцы и интенсивно помассировал свой затылок
– Йи, ты сказала что-то про игры Белой Собаки и Змея-Радуги на небе?
– Да, – подтвердила татутату, – Змей-Радуга оставался на небе ночью играть с Белой Собакой. Это было давным-давно, а сейчас так не бывает, сейчас ночью он спит.
– А насколько давно? – Спросил Ринго. – Ну, хотя бы приблизительно.
– Очень давно, – ответила Йи. – Приблизительно раньше, чем родилась моя бабушка.
– Понятно, – Ринго невозмутимо кивнул, – будем искать.
– Что искать? – Удивился Марвин.
– Да, так. Есть идея. Надо только посмотреть кое-что в интернет.
– ОК, – шеф-пилот кивнул, – это интересно. А я гляну, как там Акава Фуро и Эуни.
– Там, это где? – Спросила Екико.
– Там, это на юте. Они вдвоем медитируют на восходящее Солнце.
Директор ротумского филиала «DiproX» и юная потомственная колдунья нативных утафоа, сидящие обнявшись на самой корме «Малышки», на фоне солнечного диска выглядели так артистично, что Марвин сделал несколько фото на камеру woki-toki и только после этого подошел поближе.
– Hei foa, я, конечно, извиняюсь, но хотелось бы собрать Vergeltungswaffe раньше, чем начнется реальная жара.
– Собрать что? – Спросила Эуни, мгновенно развернувшись к нему.
– Оружие возмездия, – весело пояснил шеф-пилот, – мы же работаем, как бы, в области альтернативной истории оси Третий Рейх – Японская империя, а там это была почти что культовая тема. В Рейхе это ещё называлось «Копье Судьбы», или «Копье Одина».
– А в Японии, – сказал Акава, тоже поворачиваясь, – это называлось «Ya-kaiten», стрела, изменяющая судьбу. Пишется вот так.
Акава Фуро вытащил из кармана рубашки бумажный блокнот и тонкий фломастер и начертил три иероглифа. Центральный был в виде квадрата с маленьким квадратиком внутри, а другие два иероглифа – в виде перевернутых «Y» с вертикальной палочкой, дважды перечеркнутой горизонтальными отрезками. Симметрию нарушала ещё одна черточка сбоку – как будто одну из перевернутых «Y» снабдили апострофом.
– Перевод не совсем аутентичный, – добавил он, – дословно получается не «изменять судьбу», а «поворачивать небо», но… В общем, это, наверное, не так важно.
– А, по-моему, интересно, – возразил Марвин, – для меня небо и судьба, это… Ну…
– E Aku te tou, – сказала Эуни и, вырвав листок из блокнота, протянула Марвину.
– Faafe, – поблагодарил он и убрал листок в тот особый карман своего тропического комбинезона «koala-emao», где лежали мелкие амулеты на всякий случай.
– Faamo, – широко улыбнувшись, отозвалась она.
– Я не понял, – немного грустно сообщил Акава. – Я плохо знаю язык утафоа.
– Ты создал Aku, – пояснил шеф-пилот, – волшебную вещь. Амулет.
…
«Стрела, поворачивающая небо», собранная через полчаса из легких пустотелых стеклопластиковых деталей и нескольких небольших коробок – энергетических и двигательных модулей, была похожа не на стрелу, а на безжалостно упрощенную авиамодель типичного истребителя времен Второй мировой войны, выполненную в масштабе 40 процентов от оригинала и снабженную не одним обычным носовым пропеллером, а двумя маленькими, на консолях справа и слева от кабины. Кабина, стеклянный пузырь, выглядела на этой машинке непропорционально-огромной.
– Может, лучше сначала в беспилотном режиме? – Спросил Акава Фуро.
– В беспилотном – потом, – ответил шеф-пилот, – а сейчас я хочу почувствовать эту машинку своим телом в полете. Типа, принципиальный момент.