Она подошла совершенно бесшумно, и мы увидели её только в тот момент, когда она шагнула на террасу. Как у нее получается сохранять «рейнджерский стиль» с таким кругленьким брюшком – для меня биологическая загадка…
------------------------------------------------
Экс-майор мгновенно окинула взглядом стол и развела руками.
– О, Фрей и Фрея! Признавайтесь: кто налил в салат масло из ламинарии?
– Но ма, – заметила Люси, – ты спала, а оно первое попалось под руку папе, и…
– Все ясно, – перебила Чубби. – Виновато само масло, или, в крайнем случае, папа, но никак не ты. Я угадала?
– Ма, вообще-то, на вкус, нормально, – вступилась за младшую сестру Флер.
Чубби вздохнула и покачала головой.
– Хм… Похоже, на Фангатауфа, в Папуа и на Тиморе вы питались так кошмарно, что теперь даже сырые селедочные хвосты покажутся вам деликатесом.
– Мы нормально питались, Тётя Чубби, – возразил Оскэ, – а салат действительно ОК.
– Ладно, – она махнула рукой. – Если всех устраивает, то лейте любое масло. Главное, чтобы не машинное, а то у некоторых юных талантов и на это хватит креатива.
– Что ты вредничаешь, ма? – Надулась Люси. – Ты бы хоть попробовала сначала.
– А мне положено вредничать, – ответила Чубби, легонько щелкнув младшую дочь по носу, – У меня такой период в жизни. В декабре ситуация изменится, и я стану очень ласковая и нежная. Конечно, при условии, что вы будете заниматься своим мелким братиком, а я буду бездельничать и терроризировать окружающую рыбу с помощью подводного ружья. Я уже даже присмотрела себе подходящую модель.
В браслете на плече Люси мелодично тренькнуло. Она вытащила мобайл, глянула на экранчик и сообщила:
– Ага! Хаген на подлете! Пишет: «Смотрите мой лэндинг».
– Интересно, – буркнула Чубби и, взяв со стола бинокль, поднесла к глазам, – ну и где смотреть… Теоретически, он должен идти с вест-норд-веста… Oh! De puta madre!
Почти прозрачный силуэт растопырки-рэптора стремительно скользил вниз с высоты примерно двух километров, под углом градусов тридцать к горизонту.
– Типа, боевое пике, – произнес Оскэ через несколько секунд, когда флайка была уже достаточно хорошо видна невооруженным глазом.
– Я совершенно не одобряю такого лихачества, – заметил Микеле.
– Па, это учебно-боевая машина, – сказала Флер. – Там корректирующий робопилот.
– Все равно, я не понимаю, зачем рисковать попусту…
Растопырка вышла из пике, выполнила короткую крутую горку в сотне метров над океаном, погасила скорость и мягко спланировала на воду у пирса.
– Ну, красиво, правда? – Выпалила Люси и, сорвавшись с места, метнулась встречать Хагена, который уже открыл носовой люк и выбирался на пирс с рюкзаком в руке.
– Хотела бы я знать, что он притащил, – проворчала экс-майор. – В рюкзаке какая-то угловатая штука, похожая на ящик.
– Наше юное дарование, – сказал Микеле, – говорило про некий термоконтейнер с тупанауману, который будет привезен специально для тебя, любовь моя.
– Тупанауману? – Переспросила Чубби. – Я и слова-то такого не знаю.
– Я тоже не знаю, – сказал он. – Это какое-то аборигенное название.
На террасу вихрем влетела Люси, держа обеими руками квадратный пластиковый контейнер, покрытый каплями росы, а местами даже звездочками инея.
– Joder! До чего он холодный! – Пискнула она и, открыв кухонный фризер, быстро запихнула контейнер на свободное место. – Уф! Я чуть не отморозила пальцы!
– Aloha! – Рявкнул вошедший вслед за ней Хаген и бросил в угол пустой рюкзак.
– Iaora oe, – ответила экс-майор. – Я понимаю, что ты по нам соскучился за пять дней, однако совершенно не обязательно так кричать.
– Извини, Тётя Чубби, я просто на взводе. Очень торопился, чтобы тупанауману не разморозились. Их надо замораживать быстро, и только один раз. При повторном замораживании половина полезных свойств исчезает. Прикинь?
– Я бы прикинула, если бы знала, что это такое.
Люси изумленно выпучила глаза.
– Ма! Ты не знаешь? Это же специальная фигня для беременных женщин, когда уже довольно большое пузо. Она такая, типа глубоководного кальмара, или может быть, каракатицы. Она светится, как фосфор. А ночью она всплывает, и её ловят на такую хреновину, вроде сетчатого мешка с чуть-чуть протухшими мидиями.
– Кажется, я знаю, что это, – сообщил Микеле и подвинул ноутбук поближе. – Сейчас попробую найти общеупотребительное название… Так. Это, все же, каракатица. Она называется «магическая диадема», и она действительно содержит очень интересный комплекс биологически активных веществ. Сколько вы их притащили?
– Килограммов пять, – ответил Хаген. – Типа, с запасом. Не выбрасывать же улов.
– Действительно, с запасом… – Микеле хмыкнул. – … Раз в десять, если я правильно разобрался в том, что тут написано про дозировку. Надо будет узнать, кто из наших знакомых в аналогичном положении. Штука хорошая. Поделимся, верно?
– Ага! – Подтвердила Люси. – Замороженная тупанауману хранится сколько угодно!
– Замечательно! – Подвела итог Чубби. – Спасибо, дети! Хаген, ты голодный?
– Как бы, очень, – честно ответил он.
– Тогда быстро мой руки и за стол… Люси! Давай-ка, корми своего мужчину!
– У меня все готово, – невозмутимо ответила та, вооружаясь поварешкой, – а, между прочим, папа зажал info про Немезиду! Вот!
– У-упс… – Протянула Флер.
– Ну, если вам интересно… – начал Микеле, прикуривая сигарету…
Молодежь издала утвердительный визг.
– Тогда, – продолжил он. – Начнем с самого начала. Итак: Space-drone «L-Sailer» был отправлен 8 марта, и разогнанный околоземным орбитальным лазером до 15.000 километров в секунду (или пять сотых скорости света), 29 августа пересек систему Немезиды. В самой системе «L-Sailer» находился всего около часа, однако, благодаря качественно выполненным расчетам, удалось провести этот аппарат почти вплотную к Ктулху, всего в 10.000 километрах. И что же мы узнали после расшифровки пакетных лазерных сигналов с дрона?