Четверка участников рейда, завершив расправу над «морскими сосисками», быстро развернула крылья над «flyproa» – пока просто в качестве солнцезащитных тентов, а затем, на экран была извлечена детальная карта подводного атолла.
– Короче, – сказал Эйге, – Этот барьер вы уже видели. Есть ещё четыре. На 15 миль к северу отсюда площадка на небольшой глубине. В трех милях к северо-западу от нее лежит узкая полоска, тоже мелководная, затем поперек, на запад, ещё одна площадка, правда глубина – пятнадцать. Последняя точка: северный угол, уже по дороге домой. Сложная извилина на глубине около двадцати метров. Все будем смотреть?
– Все, – решительно подтвердила Юн Чун.
– ОК, – он кивнул, – Но на третьей и четвертой точках до дна не ныряем.
– Почему? – спросил Линси Ли.
– Потому, что медико-биологическая граница сноркелинга – десять метров.
– Десять? – удивился он, – Но почему? Даже у европейцев и американцев ограничение двенадцать, а вы океанийцы! Ваши фридайверы…
– … Да, мы океанийцы, – спокойно и уверенно перебила Хлот, – наши фридайверы до Хартии ныряли за жемчужными моллюсками на сорок метров, и к тридцати годам становились инвалидами. Так что вот: десять метров, ребята.
– Да не парьтесь вы, – добавил Эйге, – Там сверху все видно. Если что-то понравится, прилетим в другой раз с ребризерами, и вы все разметите. Это же рядом с домом.
…И действительно, в ярком солнечном свете, пробивавшем толщу воды, казалось, что изгибы кораллового барьера, напоминающие верхушку гигантского грецкого ореха на глубине 15 – 20 метров, лежат совсем недалеко от поверхности – эффект преломления. Достаточно было нырнуть даже на глубину человеческого роста, чтобы исчезли блики от поверхности – и можно было рассмотреть все существенные детали.
Меганезийцы ненавязчиво следили за гостями, держась под водой где-то рядом, как правило, чуть ниже и позади, вне поля зрения. Они не говорили слова «подстраховка», хотя ясно было, что они занимаются именно этим. Когда Линси попробовал уйти за «десятку», то Эйге мгновенно оказался почти у него перед носом, и жестами (ладонь одной руки горизонтально, указательный палец другой руки – четко вверх), показал невидимую границу разрешенной глубины…
Несмотря на все «меры гуманизации дайвинга» (по выражению Хлот), Юн Чун сошла с дистанции уже на третьей «точке», а после четвертой «точки», Линси Ли почувствовал себя совершенно измотанными (в то время, как Хлот и Эйге были свежими и почти не уставшими). Поразмыслив немного, китайский лейтенант отметил, что в специфических океанских условиях, его объективно-превосходная физическая форма оказывается менее значимой, чем простая повседневная привычка канаков. Получается, не просто так они говорят: «Au oone aha miti» (наша земля это море)… А ведь эти ребята – далеко не элита морского спецназа. Просто хорошее подразделение, обученное «зацепляться за морской плацдарм»… Есть ли в Меганезии элита боевых пловцов, аналогичная американским «SEAL», австралийским «CDT», или Специальному отряду морской пехоты Южного Флота КНР? Генерал-лейтенант SSD Гихоу Зян придавал вопросу о меганезийском морском подразделении «Bunyip» огромное значение. «Если группа «Bunyip» реально существует, – объяснял товарищ Зян, – то ясно, почему ВМФ Меганезии обходится без субмарин. Дело тут не в экономии. При наличии бойцов, способных без специальных технических средств пересекать моря со скоростью до десяти узлов, не выделяясь из мигрирующих стай морских животных, и атаковать объекты берегового или морского базирования до глубины сто метров, субмарины просто не нужны. Это металлолом»…
Хлот тихонько ткнула китайского лейтенанта в бок.
– Хэй, Линси Ли, возвращайся в реальный мир!
– А-а? – спросил он, поняв, что действительно на несколько секунд куда-то выпал.
– Вот тебе и «а-а», – ответила меганезийка, и пихнула ему в руки кружку с горячим сладким чаем, – Нельзя два дня подряд нырять столько часов без подготовки.
– В учебном батальоне я сдал подводную подготовку на «отлично», – ответил он.
– Тебя не к этому готовили, – пояснила она, – Это как в беге. Есть спринтеры, а есть стайеры. В смысле фридайвинга, ты спринтер.
– А стайеры это буньипы? – спросил он.
– Буньипы это австралийские тюлени-оборотни, – сказал Эйге, – Они мифические.
– В прошлом году я видела на каком-то блоге фото буньипов, – заметила Юн Чун.
– А я видела на блогах фото инопланетян и снежного человека, – ответила Хлот.
– Ты считаешь, что буньипы из того же ряда? – уточнила китаянка.
– Ну, как тебе сказать. Все зависит от того, что именно ты называешь этим словом.
– Например, племя вроде шерпов, – вмешался Линси Ли.
Эйге недоуменно почесал в затылке.
– Шерпы? Но они же, вроде живут в горах, разве нет?
– Я имею в виду сам принцип… – китайский лейтенант отхлебнул чая, – … Шерпы это пример этноса, приспособившегося к кислородному голоданию на больших высотах. Почему не может существовать этнос, который приспособился к жизни, скажем, на атолле, который, в течение нескольких тысячелетий, медленно погружался, и туземцы привыкали все больше времени проводить в воде… И под водой.
– А что им помешало просто смыться на другой атолл? – поинтересовался Эйге.
– Далеко и нет материала для лодок, – предположил Линси Ли.
– Аргументировано, – буркнула Хлот,
– Не совсем, – возразил Эйге, – Эволюция гомосапиенсов имеет технические пределы. Никто пока не встречал туземцев, продолжающих жить на погрузившихся атоллах.
– А если никто попросту не обращал внимания? – спросила она, – Вот например: мы с тобой позавчера были на Тилланчонке. Ты заметил, как плавают и ныряют туземцы? Прикинь: откуда они там вообще взялись? Тебе не пришло в голову присмотреться? Кстати, ты уверен, что дирекция «Bharati Naval Group» действительно не знала про туземцев? А если знала? А если ради туземцев и устроен этот полигон?