– Ну, как бы, креатив прет. Хочешь – посмотри, – Тиви развернула экран в его сторону.
Аркадио посмотрел на первую картинку и тихо выдохнул:
– Обалдеть… А хреновина типа Тауэрского моста в Лондоне это для чего?
– Блин! – Возмутилась Тиви, – включи мозг! Это же продвинутый открытый эллинг для фасеточных корпусов. Можно делать траулеры или небольшие жёсткие дирижабли.
– Как бы, эстетичная упаикирская бизнес-идея? – Уточнил он.
– Ага! Я рисую, как учили в школе. Постиндастриал это качественная хабитация плюс независимая энергетика плюс локальная продукционная система. Но первое – главное. Посмотри, какой резидентный сектор! – Тиви протянула руку и поменяла картинку на экране. – Это телепальма, её недавно сделали by genetic design. Она похожа на наш aku, пальму, под которой прячутся звезды. Она растет быстро, как бамбук, на метр в день, и останавливается на полста метрах, а потом идет в крону. Конечно, эвкалипты у оззи и секвойи у янки бывают вдвое выше, но они растут очень-очень медленно, а на атоллах вообще не приживаются. А телепальмы легко приживаются. Кстати, они не пальмы, а специальные палеозойские папоротники. И им не страшен шторм, потому что у них архитектура, как у Эйфелевой телебашни, так пишут в user-guide. И ещё телепальмы в темноте светятся зелёненьким. Типа как маяк. Очень классно! Я думаю, правильным канакам понравятся участки для fare под кронами телепальм. А ты как думаешь?
– По ходу, классно, – согласился супер-карго.
– Вот! – Обрадовалась Тиви. – На Упаикиро будет качественная хабитация. Хабитанты решают все! Так сказал Угарте Армадилло, директор Конвента 1-го года Хартии.
– Моя мама, – сообщил Аркадио, – шутит, что кованые фразы придумались задолго до рождения своих авторов. Ту фразу сказал Сталин в 1930-е годы. В оригинале: «Кадры решают все». Европейские оффи, jodo degenerates, называют людей – «кадрами».
– Хэй бро, ты путаешь! Европейский оффи был Гитлер, а Сталин был азиопейский.
– Ну, может, азиопейский. В Азиопе оффи ещё большее дерьмо.
– А в Болгарии? – Спросила она.
– В Болгарии? Это где-то на востоке Моря Медитерриа?
Юная утафоа повертела головой и уточнила:
– На северо-востоке. Там в углу два моря. Сначала Мраморное, оно, типа, сквозное, а дальше Черное, там уже тупик. Пролив из Медитерриа в Мраморное море называется Дарданеллы, а из Мраморного моря в Черное называется Босфор.
– Ну ты крутой географ, – констатировал суперкарго. – Что, зачёт в колледже?
– Нет, репорт с войны про Болгарию, летающие тарелки и водород на Юпитере.
– Хэх… – Аркадио энергично почесал пятерней левое ухо, – это сколько ганджи надо выкурить, чтобы в мозгах получилась такая каша?
– Я не в курсе, – ответила юная утафоа, – я тот репорт не смотрела, у меня есть другие занятия. Если интересно, сплавай к аэростату, потрещи с Берилл. Она пытается в этом разобраться. Кстати, её бы надо растормошить, а то она какая-то расстроенная.
– Из-за чего? Из-за этой херни в Медитеррии?
– Нет, по ходу, что-то жизненное. Я не вникала.
– ОК, – сказал он. – Сплаваю. Растормошу.
…
Ярко-лиловый аэростат локальной телесвязи висел на высоте небоскреба над легким надувным проа, дрейфующим у погруженного кораллового барьера недалеко от «Sea-shade». Можно было проследить прогресс в разметке подводного атолла по разноцветным буйкам, заякоренным в тех точках, по которым уже сформировалось решение, что там будет построено. Человек с хорошей фантазией, зная, что означает раскраска того или иного буйка, мог представить себе будущий ландшафт нескольких длинных узких искусственных островков, которым предстояло вырасти здесь в ближайшее время.
Люди Упаики (включая, разумеется, Штос), азартно ныряли к перспективным точкам гребня коралловой стены. Дземе Гэнки играл роль шкипера, периодически включая маленький движок и сдвигая проа к очередному пункту исследований. Кияма Хотару взялась быть локальным картографом. Она аккуратно фиксировала в ноутбуке каждый установленный буёк, записывая около очередного крестика на карте атолла краткий толковый комментарий (получавшийся из стилистически безупречно обработанных сообщений «фридайверов – разведчиков» – в смысле, людей Упаики).
Берилл Коллинз тоже участвовала – как оператор кинохроники (ведь, что ни говори, а воссоздание атолла Упаикиро являлось историческим событием). Время от времени австралийка снимала клипы прямо с проа или, надев маску и взяв трубку, ныряла с видеокамерой вслед за людьми Упаики и снимала сказочные подводные сцены. Ей, кажется, удалось поймать очарование аквамаринового мира коралловой стены. Луга разноцветных водорослей под низким серебристым волнующимся небом и тройка тинэйджеров океаницйцев, прирожденных дайверов, скользящих среди стаек ярких коралловых рыбок. Особенно удачно получились съемки подводного диспута, когда тинэйджеры, собравшись в кружок, зависли над дном и четверть минуты оживленно жестикулировали, обмениваясь мнениями по какому-то поводу…
Казалось бы, у Берилл должно было быть прекрасное настроение, но… Все наоборот. Аркадио Минго, подплывший с «Sea-Shade» пообщаться, очень быстро это заметил.
– Хэй! Берилл! Классно выглядишь! Я не сторонник купальников, но эти радужные тряпочки тебе идут! Хочешь, я возьму камеру и сниму тебя для истории?
– О! Хорошая мысль, amigo! – Она передала ему камеру и постаралась убедительно улыбнуться. – Как мне позировать?
– Лучше всего встань у мачты в непринужденной позе… Ага! Отлично! А теперь с сознанием своей полной сексуальной неотразимости пройди по правому поплавку от центра до носа… Повернись, потянись ладошками к небу… А теперь вообрази себя русалкой, нырни и проплыви под водой на фоне вот той полосы водорослей.