– Странный вопрос. Конечно, я помню. В первых числах февраля на Гваделупе.
– О, да! На французском острове Гваделупа, населенном гражданами Франции, но не французами по вашему определению. Они говорят на антильском креольском языке.
– Но я не сказал, что это единственный возможный признак, – возразил Филибер. – Вы француз по признаку языка, а например, жители Гваделупы – французы по признаку религии. Там почти все жители – католики, и они пользуются французской библией.
– Это, – добавил Арше, – Лувенская Библия 1550 года, памятник нашей культуры.
– Как интересно… – Дюги вынул из кармана palmtop, – Лувенская библия…
Он пощелкал стилосом по экрану и через полминуты задумчиво произнес.
– Лувенская французская Римско-католическая Библия. Это полное название. Но вот проблема: Рим не во Франции, а в Италии, а Лувен не во Франции, а в Бельгии.
– Но, – заметил Арше, – исторически Рим это центр Вселенского Католицизма.
– Отлично, коллега Пьер. – Дюги изобразил ослепительную улыбку и повернулся к Филиберу, – коллега Клод, сейчас я задам вам длинный содержательный вопрос.
– Задавайте, я весь внимание.
– Вот вопрос. Существует церковь, основанная в Израиле, базирующаяся в Италии, возглавляемая сейчас бразильцем и имеющая главную священную книгу на мертвом латинском языке, переведенную на бельгийский валлонский язык, который, в общем, понятен французу. Это очень интересный пример того, что культурная глобализация началась не в прошлом веке, а гораздо раньше… Но применима ли данная книга для определения принадлежности человека к множеству «граждане Франции»?
– Э… – Филибер покачал головой и развел руками, – Вы сейчас совершили настолько стремительный экскурс в древнюю историю, что у меня закружилась голова. Но мне кажется, не надо так глубоко копать историю. Сейчас эта библия – памятник именно французской культуры, как справедливо сказал коллега Пьер.
– Ну! – Дюги тоже развел руками, – не будем ставить нашего коллегу Пьера в сложное положение! Представим, что я копну историю неглубоко, всего на сто лет…
– Послушайте… – начал Пьер Арше.
Гастон Дюги выразительно выпучил глаза, и прижал палец к губам.
– Тс! Иногда лучше молчать, чем говорить, как учит нас Лао Цзы. Я сделал оговорку: «представим». Представим, а не обсудим, это разница. Я не стремлюсь к спору о роли католицизма в истории Франции. Я атеист, но я отношусь с симпатией к католическим обрядам и праздникам. И мне становится так неуютно, когда эти милые трогательные праздники соприкасаются с политикой. Политика, как известно, грязное дело и очень прилипчивое. Если кто-то объясняет разницу между французом и франко-креолом и привлекает для этого католицизм, то мне становится неспокойно, вы понимаете?
– Понимаю, – Арше с готовностью кивнул. – Это действительно сложная тема и…
– …Очень многогранная, – добавил Филибер, – я понял вашу мысль, коллега Гастон.
– Да, – подхватил Арше. – Слишком многогранная для Новогоднего вечера.
– Коллега Гастон показал, – продолжил Филибер, – что блестяще владеет риторикой и философией, но сейчас, по-моему, важнее, что он также блестяще владеет банджо.
– Вам уже наябедничали? – Весело поинтересовался Дюги.
– Нет, просто прошел слух… Так вы сыграете?
– Я могу попробовать, если здесь найдется банджо…
…
Короткая ироничная пикировка перешла в обсуждение музыкальной программы, и до самой полуночи, а потом ещё примерно час в Таверне «Галлия» царило искреннее, не замутненное серьезными темами веселье. Около часа ночи все начали расходиться.
Уже на улице Лианелла, поймав момент, вклинилась между Доминикой и Гастоном и громким шепотом объявила.
– Я, кстати, догадывалась, а сегодня вы спалились. Нет больше смысла шифроваться.
– Ну, ты совсем отбилась от рук… – начала Доминика.
– Мама, я же хочу, как лучше. Мы бы могли все пойти к нам. Новогодняя ночь…
– Мм… – Доминика повернулась к Дюги, – ты как?
– С удовольствием, – ответил он. – Я даже могу сварить кофе.
– Я отползу спать в мансарду, – добавила Лианелла, – так что вы можете легко…
– Черт! – Доминика хлопнула себя ладонями по бедрам. – Ты точно отбилась от рук.
– Но мама, я просто собираюсь поспать сегодня в мансарде. Можно?
– Можно. Только не надо давать советы и комментарии, договорились?
– Договорились! Я вообще буду белой и пушистой, как ангорский кролик-альбинос.
Играть кролика-альбиноса у Лианеллы не очень получалось. Когда все трое пришли домой, и Доминика отправилась под душ сполоснуться, а Дюги занялся варкой кофе, девушка тут же использовала возможность пообщаться.
– Гастон, а ты классно меня отмазал на счет французов и франко-креолов! Мерси!
– Никаких проблем, принцесса. Это долг каждого странствующего рыцаря.
– Ты тоже прикалываешься на счет принцессы? – Спросила она.
– Справедливо прикалываюсь, – уточнил Дюги. – Между прочим, мы с твоей мамой перенервничали, увидев по TV твое папуасское шоу из японского мультфильма.
– Ну, ладно… – она вздохнула, – я не обижаюсь. А расскажи, как ты так лихо заткнул Филибера и Арше? Я вообще не поняла, как это получилось.
– Есть в риторике такая хитрость, – ответил он. – Когда против тебя двое оппонентов, обязательно найдется что-то, в чём они расходятся. Вот в эту точку и надо бить.
– Но они же оба католические фанаты, – заметила Лианелла.
– Верно. Но Клод Филибер играет за французских католических ура-патриотов, а Пьер Арше работает и на ESA и на Папскую академию, поэтому, играет не за ура-патриотов французского католицизма, а за агрессивную команду Ватикана. Дальше все просто: я намекнул, что могу откопать топор войны между ними, закопанный не так глубоко.