– А если без балды? – Спросил Орквард.
– Если без балды, то любительский робот-трилобит совершенно не годится для серьезных исследований. Это тебе не американский «lunar-rover», в котором целая лаборатория. Это небольшая ходячая игрушка с простыми широкодиапазонными телекамерами.
– Но, по-любому, круто, что эту штуку туда запустили, – вмешалась Скиппи.
– Конечно, круто, никто не спорит, – согласился математик. – Но ответить на вопрос офигевшей восходящей звезды мировой НФ, трилобит, к сожалению, не способен.
– Чем обзываться, – проворчал гренландец, – лучше скажи: теоретически может в криовулкане обитать что-нибудь такое… Ну такое…
Чинкл неопределенно пожал плечами.
– Все зависит от того, Гисли, как ты определяешь для себя класс явлений, которые называются «что-нибудь такое». Например, я могу с уверенностью сказать, что в криовулкане не обитает бронированный семиглавый пятихер с лазерными глазами, который прекрасно смотрелся бы на широком киноэкране…
– Кватро, что ты на меня наехал? Я, между прочим, не пишу про Годзиллу и прочее в таком роде. У меня вся инопланетная фауна более или менее научно обоснована.
– E-oe? Технократию муравьев на 2-й планете Эпсилон Эриадна придумал Лао Цзы?
– Не муравьев, а крабов. Что ты имеешь против крабов? Может, ты расист?
– Я ничего не имею против крабов, особенно запеченных с бататом. Но о структуре социума эриадновых крабов у тебя написана полная лажа. Политэкономия социума определяется биологией вида, в частности – способом размножения, а у тебя…
Орквард выразительно поднял руки над головой.
– Все, все, я готов раскаяться в крабах, а ты расскажи про жизнь в криовулканах.
– Aita pe-a, – сказал Чинкл. – Возьмем очень ржавую железную бочку, нальем туда керосина и нашатырного спирта, а затем хорошенько прокипятим. Получится нечто мутное с оранжевым оттенком из-за комплексных органических соединений железа. Такая оранжевая ерунда есть на многих планетоидах, имеющих криовулканы. И на Церере, и на Титане, спутнике Сатурна, и на Тритоне, спутнике Нептуна.
– Ну, допустим, эта фигня там есть, и что дальше?
– Тамошняя жизнь, или псевдо-жизнь, – пояснил Чинкл, – вероятнее всего, похожа на сложно организованные капельки этой химической ерунды. Ну, как? Ответ принят?
– Хреново, – со вздохом, прокомментировал гренландец.
Математик снова пожал плечами, улыбнулся и предложил:
– Пиши про Венеру, там веселее. Смерчи, штормы, вулканы, драйв!
– А что про нее писать? Там скоро будет вторая Земля и начнется колонизация.
– Вторая Земля? – Переспросил Чинкл. – Это в каком смысле?
– В смысле климата и прочих природных условий, – уточнил Орквард, – не то, чтобы совсем Земля, но для человека более-менее пригодно.
– Вот, ты какой капризный! – Возмутился Чинкл. – На Марсе климат для человека не подходит. Плохо. На Венере климат будет подходить для человека. Тоже плохо. Ты разберись: что тебе надо? Чтобы климат подходил или чтобы наоборот?
– Посредине, – ответил литератор. – Чтобы задача была решаемой, но не скучной.
– Так… А на Венере, по-твоему, задача скучная?
– Ну, даже не знаю… А что, нет?
– Как тебе сказать, Гисли? Если для тебя жизнь на склоне действующего вулкана при шторме с ливнем, 30-градусной жаре и атмосферном давлении примерно вдвое выше земного выглядит скучной, то ты бравый парень. Это ещё оптимистическая картина.
– Я не догоняю, – встряла Скиппи, – в чем тут оптимизм?
– В том, что в ходе охлаждения углекислый газ частично поглотиться минералами, а частично переработается в кислород разросшимися посевами псевдобионтов и той атмосферой, которая получится, можно будет дышать. Я напомню вам, что до удара «Баллисты» на Венере было давление почти сто атмосфер и 96 процентов газового состава приходилось на CO2. Сейчас и общее давление, и количество CO2 упало на порядок, а температура уменьшилась от исходных 470 Цельсия до уровня ниже ста, однако говорить об успехе проекта, как о совершившемся факте, ещё рано.
Гренландец с шумом вдохнул и выдохнул, как слоненок Dumbo в мультике.
– Ладно, Кватро, а допустим, все получилось, как надо. И что с этим делать?
– А кто у нас фантаст, я или ты? – Иронично поинтересовался Чинкл.
– Ну, допустим, я. Но ты же ученый, и все такое…
– Кватро, давай расскажем ему про Лапуту? – Предложила Зирка.
– Зачем рассказывать? – Возразил Чинкл. – Пусть лучше это будет сюрприз.
– Лапуту? – Переспросил Орквард. – Это же летающий остров у Свифта в третьем приключении Гулливера. И при чем тут Венера?
– Скоро увидишь, при чем, – лаконично ответила Зирка.
– Где?
– На Тиморе, разумеется. Мы же туда летим, ты не забыл?
…
С некоторых пор Элвира Лабриа начала просыпаться относительно поздно. Не сразу после рассвета, как раньше, а примерно в 8 утра. На то имелась естественная причина: Элвира была на 6-м месяце беременности, и организм достаточно жестко диктовал ей определенные требования к образу жизни. Так было и сегодня. Она открыла глаза и увидела на соседней подушке нежный лилово-алый цветок и листок из блокнота с короткой надписью «Bon soro lanh oon. Nim», выполненной почти каллиграфическим почерком комбрига Ним Гока… Эта фраза по-кхмерски, одна из немногих, которые Элвира могла перевести, означала: «Я люблю тебя». В мирное время комбриг всегда вставал в 6 утра независимо от того, рабочий был день или выходной, и очень тихо выходил из комнаты. Если ему надо было куда-то по делам, а жена ещё спала, то он оставлял на подушке цветок и записку, всегда с одним и тем же коротким текстом.