– Стоп-стоп! Я просто сказал, что мог бы.
Она протянула руку и коротко, как кошка лапкой, погладила его по плечу.
– Хаг, ты милый, ты любимый, извини, что я на тебя наехала. Ты не дуешься?
– Нет, я прикуриваю сигару местного сорта, а она не горит. Или сырая, или какой-то огнестойкий табак-мутант… Нет, все-таки загорелась… Уф… И крепкая, joder!…
По воздуху поплыли тонкие полупрозрачные ленты душистого дыма. Пятиметровая надувная моторка «Zodiac», в темпе велосипедиста-любителя, переползала по лагуне Муруроа с цивилизованного востока на дикий запад. На корме сидели, как нетрудно догадаться, Люси и Хаген, одетые в почти одинаковые шорты «Papua-stile» с кучей карманов. Центр занимали Гастон Дюги в несколько мешковатом, зато свободном, полосатом красно-белом спортивном костюме, и Фрэдди Макграт в клетчатом килте. Доминика Лескамп в серебристом купальнике-бикини и Жанна Ронеро в типичном полинезийском lavalava (снабженном застежками-липучками на современный манер), устроились ближе к носу лодки. Впереди лежало морское кочевье баджао, так что разговор в лодке крутился, в основном, вокруг этого своеобразного этноса.
Дюги, в свойственной ему манере, занимался поисками парадоксов.
– … Давайте сопоставим ряд фактов, – предложил он, – Первый факт: правительство Меганезии не придерживается толерантности в отношении каких-либо культурно-религиозных традиций. Община, не способная или не согласная обеспечивать детям нормативный для Меганезии постиндустриальный стиль жизни, тихо уничтожается. Согласитесь, что изъятие всех детей эквивалентно уничтожению общины.
– Вымиранию, – поправил Фрэдди.
– Целенаправленно организованному вымиранию, – уточнил француз, – …Не так ли?
Канадец подумал секунду-другую и кивнул.
– По существу, так, коллега.
– …И на этом фоне, – продолжал Дюги, – мы наблюдаем несколько племен, которых данная практика бескровного геноцида, почему-то обходит стороной. Это предельно архаичные, первобытные австронезийско-папуасские этнические группы. Меганезия становится для них оазисом, убежищем от современной цивилизации. По некоторой причине, которую я хочу понять, в Меганезии никто не говорит о таком предельно дифференцированном отношении к разным типам общин, хотя эта странная ситуация очевидна. Я правильно понимаю, что данная тема – политическое табу?
– У нас нет политических табу, – ответил Хаген.
– Вот как? Чудесно! Тогда что вам мешает ответить на мой вопрос?
– Я, конечно, извиняюсь, док Гастон, но я только что ответил.
– Вы ответили на последний вопрос, но не на первый. Видимо, вы не восприняли мой тезис о дифференциации, как вопрос. Я формулирую его: имеется ли в вашей стране дифференциация в отношении к разным типам культурно-этнических общин?
– Да, – лаконично подтвердил молодой меганезиец.
– Да! – повторил Дюги, – А можно узнать: кем и по какому закону она проводится?
Хаген пожал плечами.
– Ни по какому. Хартия общая для всех. Просто одни племена вызывают симпатию, например, у меня, у моих соседей, у граждан нашего острова, а другие – нет.
– И драконовский закон о детях применяется только к тем, кто вам не нравится?
– Нет, док Гастон. Это применяется ко всем нарушителям. Но граждане могут сами решить эту проблему, для тех, кто им нравится. А для тех, кто не нравится, они её не будут решать. Типа, никто никому ничего не должен, как говорил махатма Ганди.
– Что в данном контексте значит: «решить проблему»? – не понял француз.
– Частным порядком, – пояснил Хаген, – Ну, как вам объяснить? Сейчас подумаю…
Люси, не отрываясь от экрана, выпалила:
– Не фиг тут думать. Расскажи про соседей.
– Можно и про соседей… – Хаген несколько раз пыхнул, начавшей было потухать, сигарой, – …Мои соседи принадлежат к клану Атоаэ. Они – нативные утафоа. Типа, первобытные туземцы. И они мои друзья. Ясно, что я им помогаю в этом, а они мне помогают в том, в чем они разбираются. Мне совсем не трудно позаниматься с их киндерами школьной физикой и механикой. Кстати, я вспоминаю что-то, что уже вылетело из головы. Если бы не я, то нашлись бы другие. Процентов 90 утафоа – это теперь постмодерновые ребята, и они родичи тех 10 процентов, которые нативные.
– Мы тоже их родичи! – встряла Люси, – E au tuano-o-kane i hine-piti te Atoae-tahuna!
Жанна быстро порылась памяти и попробовала перевести.
– Ты сестра мужа второй женщины среди колдунов этого клана утафоа?
– Почти! – ответила юная меганезийка, – Я сестра по мужу второй жены колдуна.
– Э… – Жанна замялась, – Ты хочешь сказать, что ты с колдуном… Э…
– Нет! Я с Хагеном. Хаген товарищ колдуна по второй колдунской жене, а я – сестра второй колдунской жены не по колдуну, а по Хагену. Мы с ней сразу подружились. Между прочим, её старшие киндеры учатся в школе, в 5-м и во 2-м классах. Они мои сводные племянники, и теперь я им тоже иногда помогаю, а не только Хаген! Вот!
– Тебе должно быть проще это делать, чем Хагену, – заметил Фрэдди.
– Ага! – Люси кивнула, – У меня ещё ничего из головы не вылетело.
Доминика Лескамп смущенно потерла щеки.
– Извините… Я совершенно не понимаю… О каких отношениях идет речь?
– Ну, Доми, это же просто! – воскликнула Люси, – У Хагена соседи, друзья, утафоа из клана Атоаэ, на соседнем островке, рядом. Там есть колдун Эфиак, у него три жены, вторую жену зовут Плио, она немного старше Хагена и она его подружка, уже давно, раньше, чем мы с Хагеном познакомились. У нее трое детей и двое старших ходят в школу, но у нее образование не очень, а так, она замечательная! Она меня за два дня научила, как правильно нырять, чтобы загарпунить рыбу на дне, где глубоко. А если проблемы по школьным урокам, то её дети call-up Хагену или мне.