От этого звука Есано Балалайка проснулась, подняла голову с уютной подушки (роль которой играла широкая грудь американского лейтенанта), прислушалась (прикидывая, реален ли этот звук, или это шумит в ушах), соскользнула с кровати, подошла к окну, высунулась наружу, а затем крикнула:
– Тринидад, посмотри, какая охрененная хреновина!
– Что-что? – Сонно пробормотал Бенитес.
– Я говорю: охрененная хреновина! – Ещё громче крикнула девушка и, вернувшись к кровати, начала тормошить лейтенанта, чтобы он не пропустил это зрелище.
– Во-первых, – произнес он, всплывая из глубин сна в мир объективной материальной реальности, – доброе утро, любимая.
– Мне это нравится! – Заявила она. – А можно ещё раз?
– Доброе утро, любимая, – повторил он и взъерошил ладонью её зеленые волосы.
– Доброе утро, милый! – Ответила Балалайка и потерлась носом о его уже несколько заросшую щетиной щеку. – А у меня сегодня с утра извращенная сексуальность, мне нравятся небритые мужчины. Представляешь?
– Э… Тогда может быть мне не бриться?
– Нет, ты побрейся. Тогда мне сразу начнут нравиться бритые мужчины. Но сначала посмотри на ту охрененную хреновину, которая подкатила к северному кею.
– Так… – Сказал он, вставая и подходя к окну. – Вот, дьявол! Эта штука по длине, как супертанкер, но по ширине раза в два больше!
– Это, – сообщила Балалайка. – Тот океанский хэви-трэкер, про который вчера говорил инженер – нези. Я думаю, мы на это ещё полюбуемся из суши-бара за завтраком. С той крыши будет отлично видно. А сейчас давай быстро мыться и собирать вещи. Мы ведь сегодня едем в отпуск, верно? И нам надо запрыгнуть на что-нибудь до Минамитори.
– На что-нибудь, это как? – Спросил он.
– У нас, – объяснила она, – авиа-ассоциация «Zin Chao Do». Самый дешевый на планете способ путешествовать. Вроде автостопа. В суши-баре на экране динамическая схема перемещений всяких скоростных штук, заходящих на Окинатори по акватории. Надо просто выбрать, какая из них нам подходит по условиям… Ну, я сама разберусь, если сейчас один симпатичный мужчина пойдет со мной в душ и потрет мне спинку…
…
Огромная стрела-манипулятор судового крана хэви-трэкера сняла с палубы очередной бетонный блок размером с садовый домик, описала в воздухе гигантскую дугу и без всплеска мягко опустила груз в воду, установив его на погруженный рифовый барьер вплотную к нескольким блокам, уже стоящим на положенных местах.
– Обалдеть, да? – Спросила Сотоми, выполнявшая этим утром функции бармена.
– Фантастика, – согласился Бенитес, делая первый глоточек кофе. – Я действительно начинаю верить, что скоро у вас здесь станет просторно в смысле площади.
– Ну так! – Гордо подтвердила она и пошла за заказанным омлетом с беконом.
Балалайка толкнула Бенитеса в плечо и ткнула пальцем в сторону крайне-западного бетонного островка-блина, к которому со скоростью хорошего катера приближалось скользящее в полуметре над водой нечто: металлическое, удлиненное и угловатое.
– Вот наша круизная авиа-яхта. Оцени лэндинг, Тринидад!
– Holy shit, – произнес он, – я видел такой морской взводный гроб в кино про битву за Гвадалканал, – дьявол меня побери, если это не наш американский малый десантный плашкоут образца 1940-какого-то года. Какой дебил поставил на эту штуку крылья и воздушный винт?!
– Не знаю, – ответила Балалайка. – А в Красную Корею эти плашкоуты могли попасть?
– Запросто, – сказал лейтенант. – Во время корейской войны 1950-го.
– Ну вот, – заключила она. – Красные корейцы увидели: хорошая, простая плавающая коробка. Стали делать. Потом их компартия решила: надо к этой штуке приделать пропеллер и крылья, и пусть оно летает во имя Ленина, Мао и Кима. Как видишь, оно летает, правда низко. В смысле, на экране. Но очень дешево, а нам это и надо, верно?
Бенитес с сомнением поглядел на плашкоут, действительно напоминающий большой довольно плоский металлический гроб, к бортам которого приделали два широких коротких крыла, а на юте поставили квадратную башенку-надстройку с Т-образным стабилизатором и пропеллером сзади. Экипаж: два молодых корейца, одетые в зеленые майки и штаны от военной униформы, уже общались с «туземцами» на пристани.
– Слушай, Балалайка… – лейтенант почесал в затылке, – как-то это сомнительно. Этот летучий гроб, да ещё северные корейцы. Ну, я не знаю…
– А я знаю, – перебила она. – Видишь мой второй рюкзак? В нем всякой фигни на сорок нези-фунтиков. Это за прогон до Минамитори. В расчете на одного пассажира – один фунтик за сто километров! Ты видел такие цены, а? Утром мы будем на Минамитори, оттуда на ком-нибудь прыгнем до Северных Маршалловых островов, а дальше ясно.
– Ты уверена, что эта красное крылатое корыто не навернется? – Спросил Бенитес.
– Ну, навернется, и что? – беспечно ответила Балалайка. – Это не самолет, на нем не разобьешься. Посидим час на надувном рафте, потом прилетит OCSS, меганезийский патруль. Наш маршрут идет по их акватории Марианские острова. Врубаешься?
– Аргумент, – согласился он. – Но, блин, красные корейцы…
– Бывшие красные, – поправила она. – А теперь желто-синие, наши, манчжурские.
…
«Бывших красных корейцев» звали Понг и Чанг. Они активно общались на гибриде сайберской версии «pidgin english» с «тайваньским эсперанто» (языком «fuyu»), и не соответствовали образу угрюмых борцов за идеи чучхе, который сложился в голове у Феликса Тринидада Бенитеса на основе нескольких передач CNN о Северной Корее. Пожалуй, эти два парня выглядели несколько ошеломленными яркой пестротой быта Окинотори, но никак не угрюмыми. Моторный продукт северокорейской инженерии выскочил из лагуны через северный гейт, развернулся носом чуть левее востока, и в довольно тесной (2x2 метра) ходовой рубке на башенке началась азартная сортировка «оплаты за проезд» из второго рюкзака Балалайки. Сортировал Понг, а Чанг, сидя за штурвалом, выражал свое одобрение свистом. В рюкзаке были: 4 трубки woki-toki, дешевый ноутбук, fuel-battery, электрочайник и дюжина предметов одежды и обуви.